Нож сновидений - Страница 234

К оглавлению

234

На скамейке перед подносом лежала подушка. Она была достаточно потертой, и на ней было больше заплат, чем исходного материала, но тем не менее это была настоящая подушка. Эгвейн взяла ее и аккуратно положила на стол и после этого села. Приветствовать боль было легко. Эгвейн грелась ее жаром. По залу прокатился вздох, послушницы зашушукались. И лишь когда она положила в рот первую маслину, девушки сели.

Эгвейн чуть не вернула ее обратно, потому что маслина оказалась изрядно подпорченной, однако после Исцеления ей жутко хотелось есть, поэтому она выплюнула в ладошку только косточку и, положив ее на край тарелки, поспешила смыть неприятный привкус глотком чая. В чае оказался мед! Послушницам давали мед только по особым случаям. Эгвейн сдержала улыбку и принялась опустошать тарелку, которая в результате осталась действительно абсолютно пустой, – девушка послюнявила палец и тщательно подобрала все крошки. Не улыбаться было трудно. Сначала Дозин – Восседающая! – потом смирение Сильвианы, а теперь – это. Кончено, две сестры куда важнее послушниц и меда, но все это вместе взятое указывает на одно и то же. Она выигрывает свою войну.

Глава 25
У Элайды

Зажав под мышкой кожаную папку с золотым тиснением, Тарна поднималась наверх в покои Элайды, стараясь держаться поближе к центральной части Башни. И пусть ей придется миновать действительно бесконечное количество лестничных пролетов. Два раза лестница обнаружилась вовсе не там, где она ее помнила, но если продолжать подниматься, то рано или поздно, она окажется там, где нужно. Навстречу никто не попадался, разве что несколько слуг в ливреях, которые кланялись или делали реверансы и бежали дальше по своим делам. Если бы она отправилась другим путем, то ей пришлось бы проходить мимо дверей, ведущих в другие Айя, и, быть может, столкнуться с сестрами. Палантин Хранительницы Летописей позволял ей входить в крыло любой Айя, однако Тарна старалась посещать все Айя, кроме Красной, только по необходимости. Среди Сестер других Айя она прямо чувствовала, что ее узкий палантин именно красного цвета, и ловила на себе пылающие взгляды внешне невозмутимых женщин. Нет, они не могли выбить ее из колеи, это могли сделать лишь считанные единицы… Тарна быстро шла по меняющимся переходам Башни. Вряд ли все зашло настолько далеко, что кому-то придет в голову напасть на Хранительницу Летописей, но, тем не менее она не хотела испытывать судьбу. Вернуть все на круги своя потребует больших усилий, что бы там ни думала Элайда, но нападение на Хранительницу может сделать ситуацию необратимой.

Кроме того, не будучи вынужденной поминутно оглядываться через плечо, она могла собраться с мыслями и подумать над тревожащим вопросом Певары, который последовал после предложения связать узами Аша’манов. Кому из Красных можно поручить подобное задание? Испокон веков Красная Айя охотилась на мужчин, способных направлять, из-за чего сестры испытывали недоверие и к остальным мужчинам, а по большей части просто их ненавидели. Пока братья или отцы оставались в живых еще как-то можно было избежать ненависти. Или горячо любимый двоюродный брат или племянник. Но когда они покидали этот мир, вместе с ним исчезала и любовь. И доверие. Так вот как раз к вопросу о доверии. Связать с собой узами мужчину – значит нарушить древний обычай, который ни в коей мере не уступает закону. Даже после благословений Тсутамы, кто побежит к Элайде, когда открыт вопрос о соединении с Аша’манами? К этому времени, когда она добралась до дверей покоев Элайды, расположенных всего на два этажа ниже вершины Башни, Тарна вычеркнула еще три имени из своего мысленного списка. К концу второй недели список тех, кому можно доверять, состоял из одного имени, однако эта кандидатура совсем не подходила для исполнения задуманного.

Элайда сидела у себя в гостиной, где вся мебель была позолочена и отделана костью. Ковер, лежащий на полу, представлял собой одно из чудеснейших творений Тира. Амирлин сидела в кресле с низкой спинкой подле мраморного камина и пила вино вместе с Мейдани. В том, что в столь ранний час Серая уже была здесь, нет ничего удивительного. Элайда часто ужинала с Мейдани по вечерам, и Серая порой приходила к ней днем по приглашению. Элайда, накинув на плечи широкий шестиполосный палантин, пристально разглядывала свою собеседницу поверх тонкого хрустального бокала. Словно черноглазый ястреб смотрит на мышь с огромными голубыми глазами. Мейдани в изумрудных серьгах и широком колье, стягивающем стройную шею, явно чувствовала на себе этот взгляд. Ее полные губы улыбались, но при этом как будто подрагивали. Та рука, что не была занята бокалом, постоянно двигалась, – то прикасалась к изумрудному гребню над ухом, то приглаживала волосы, то прикрывала грудь, которую выставлял напоказ узкий корсет из серого шелка. Не то, чтобы у нее была очень внушительная грудь, однако на фоне стройного тела она казалась таковой, и сейчас создавалось ощущение, что она вот-вот выпрыгнет из платья. Можно подумать, Мейдани собралась на бал. Или вознамерилась соблазнить кого-нибудь.

– Утренние отчеты готовы, Мать, – объявила Тарна, слегка поклонившись. Свет! Такое чувство, будто она ворвалась к любовникам!

– Не возражаешь, если я попрошу тебя оставить нас, Мейдани? – даже улыбка, которой Элайда одарила светловолосую женщину, казалась хищной.

– Вовсе нет, Мать, – Мейдани поставила бокал на столик возле своего кресла и, вскочив на ноги, присела в реверансе, едва не выпав из корсажа. – Вовсе нет.

Тяжело дыша и широко распахнув глаза, Серая выбежала из комнаты.

234