Широкая змея из людей, по десять—двенадцать человек в ряд, охватывала Королевскую Площадь и растягивалась, насколько хватало взгляда. Всадники в латах перемежались людьми в шлемах всех мыслимых форм, на плечах ополченцы держали алебарды. На большинстве из них красовались кольчуги или кожаные куртки, на которые были нашиты стальные диски, и лишь немногие могли похвастаться настоящими доспехами. Над каждым отрядом, каким бы маленьким он ни был, реяли знамена Домов. Или же знамена наемников. Слишком много глаз будет следить сегодня за наемными мечами, так что халтурить у них сегодня не выйдет. Без арбалетчиков и лучников колонна насчитывала примерно двенадцать тысяч человек, причем две трети из них – всадники. Сколько из них умрет еще до полудня? Бергитте отогнала эту мысль прочь. Каждый погибший ценен, ведь быть может именно его смерть изменит мнение Морского Народа. Тем более что каждый, кто умрет сегодня, с тем же успехом мог погибнуть завтра на стене. И все они прибыли в Кэймлин, чтобы отдать за Илэйн свою жизнь.
Колонну возглавляло больше тысячи Гвардейцев – их шлемы и доспехи сверкали на солнце, копья со стальными наконечниками были наклонены под одинаковым углом. Они стояли под знаменем Андора, – Белый Лев, вставший на задние лапы, на алом поле, – а рядом возвышалось личное знамя Илэйн – Золотая Лилия на голубом фоне. Воины выстроились возле одного из многочисленных парков Кэймлина. Ну, скорее когда-то это было парком. Столетние дубы срубили и утащили прочь, как и остальные деревья и цветущий кустарник, корни выкопали, чтобы расчистить площадку в сто шагов шириной. Посыпанные гравием дорожки и газоны давно превратились под копытами и сапогами в грязное месиво. Три других дворцовых парка претерпели те же самые изменения, их также переоборудовали в площадки для создания переходных врат.
Гэйбон и Дайлин уже поджидали здесь вместе с остальными дворянами, которые откликнулись на зов Илэйн, начиная с юного Периваля Мантира и заканчивая Браннином Мартаном с супругой. Все они были верхом. На Перивале тоже были доспехи и шлем, как и на остальных мужчинах. Латы Браннина ничем не выделялись, разве что можно было заметить небольшую щербинку, где оружейник немного не рассчитал силу, – наверняка доспех собственного производства, так же как и простой меч без украшений, висевший у него на боку. Броню Периваля, так же как панцири Конайла с Бранлетом, украшала позолота, на груди у мальчишки поблескивала посеребренная Наковальня Мантиров, а у двоих других – нанесенный лаком Черный Орел Нортэнов и Красный Леопард Гильярдов. Броские доспехи, хороший вариант для парада. Бергитте искренне надеялась, что у Дайлин хватит здравого смысла держать парнишек подальше от боевых действий. Глядя на лица некоторых женщин, которые выражали мрачную решимость, она уповала на то, что они тоже не станут ввязываться в бой. Как бы то ни было, ни у одной из них не было меча. Дело в том, что для того чтобы противостоять мужчине, женщине нужно владеть клинком в несколько раз искуснее. Иначе, нечего будет противопоставить силе мужских рук. Поэтому многие выбирали в качестве оружия лук.
Ищущие Ветер поморщились, едва ступили босыми ногами на землю, еще влажную после вчерашнего ливня. К сырости они привыкли, но только не к грязи.
– Этот мужчина отказывался мне говорить, куда вас должны доставить переходные врата, – набросилась на нее Чанелле, тыча пальцем в Гэйбона, стоило только Бергитте спешиться. – Я хочу поскорее покончить со всем этим и пойти вымыть ноги.
– Миледи! – раздался женский голос откуда-то с другого конца улицы. – Миледи Бергитте!
Вдоль шеренги Гвардейцев бежала Рин Харфор, приподняв юбки так высоко, что ее ноги, обтянутые чулками, были видны аж до коленок. На памяти Бергитте эта женщина никогда так не спешила. Госпожа Харфор была из тех, кто всегда и все делают безупречно. Каждый раз, видя ее, Бергитте вспоминала обо всех промахах, которые совершила за последнее время. Двое мужчин в красно-белых ливреях, семенящие следом, тащили носилки. Когда они приблизились, Бергитте разглядела, что на них лежит долговязый Гвардеец, без шлема. Из правой руки у него торчала стрела, еще одна – из правого бедра. Из обеих ран хлестала кровь, так что за носилками на мостовой оставался кровавый след. – Он требовал немедленно доставить его к вам или к Капитану Гэйбону, миледи, – выпалила госпожа Харфор, обмахиваясь рукой.
Молодой Гвардеец попытался сесть, но Бергитте силой заставила его улечься обратно.
– Три или четыре отряда наемников напали на Фармэддингские Ворота, миледи, – проговорил он, морщась от боли, которая чувствовалась даже в его голосе. – Изнутри, я имею в виду. Они приказали лучникам стрелять в любого, кто попытается подать сигнал с помощью флагов, но мне удалось выбраться, и мой конь продержался достаточно долго.
Бергитте выругалась. Она была готова поспорить, что среди перебежчиков Кордвин, Гомайзен и Бакувун. Нужно было заставить Илэйн выпроводить их из города, едва они заикнулись о прибавке. Она не осознавала, что говорит вслух, пока раненный Гвардеец не ответил:
– Нет, миледи. По крайней мере, Бакувуна среди них точно нет. Он и где-то еще дюжина его людей как раз играли в кос… ну, в общем, убивали время… Лейтенант утверждает, что если б не они, мы бы столько не продержались. Если они все еще держатся. Когда я оглянулся в последний раз, перебежчики взялись за тараны, чтобы проложить себе путь в башню. И еще кое-что, миледи. За воротами в Малом Кэймлине собираются солдаты. Тысяч десять, а может, и вдвое больше. Улицы там извилистые, так что точно сказать сложно.