Женщины в шатре воззрились на Суан в потрясенном молчании. По правде говоря, Суан сама спорила с Эгвейн по этому пункту, но без толку. Это был приказ, отданный Престолом Амерлин во всей форме.
– То, что говоришь, противоречит здравому смыслу, – наконец промолвила Карлиния. Тон ее по-прежнему оставался холоден, лицо – невозмутимым, но руки без всякой нужды разглаживали вышитые белые юбки. – Если бы мы захватили Элайду, то судили бы ее и, весьма вероятно, усмирили бы ее. – «Если». Их сомнения и страхи до сих пор еще не улеглись. – Раз она захватила Эгвейн, то наверняка поступит так же. Я и без Беонин могу сказать, что на этот счет гласит закон.
– Мы должны вызволить ее, что бы она там ни говорила! – Голос Шириам был столь же горяч, сколь холоден оставался тон Карлинии. Зеленые глаза Хранительницы Летописей ярко сверкали. Руки сжались в кулаки, смяв ткань подола. – Она не понимает, в какой опасности оказалась! Должно быть, она в шоке. Она хоть как-то тебе намекнула, где ее держат?
– Ничего от нас не скрывай, Суан. И не пытайся, – решительно заявила Мирелле. Ее глаза горели будто огнем, и она резким движением, словно подчеркивая свои слова, туго затянула шелковый пояс халата. – С какой стати ей скрывать, где ее держат?
– Наверное, опасается того, что вы с Шириам тут предлагаете. – Отказавшись от борьбы со спутавшимися на ветру прядями, Суан бросила гребень на стол. Нельзя же стоять тут, расчесывая волосы, и думать, что они прислушаются к ее словам. Ладно, пусть волосы остаются в беспорядке, придется с этим смириться. – Ее охраняют, Мирелле. И охраняют сестры. И просто так они Эгвейн не отдадут. Если мы попытаемся ее вызволить, то Айз Седай умрут от руки Айз Седай, это верно так же, как щуки-серебрянки икру мечут в тростнике. Однажды такое случилось, но повториться не должно. Иначе умрет всякая надежда на воссоединение Белой Башни мирным путем. Мы не должны допускать гибели Айз Седай. Поэтому ни о каком спасении и речи быть не может. А что до того, почему Элайда решила не отдавать ее под суд, я не могу ничего сказать. – Эгвейн на эту тему говорила очень туманно, словно и сама не понимала. Но в фактах девушка была конкретна и точна, и вряд ли она стала настаивать на том, чтобы ее не спасали, не будь совершенно уверена в правильности своего решения.
– Мирным путем, – пробормотала Шириам, усевшись обратно на койку. В эти слова она вложила бездну горечи. – А был ли на это хоть какой-то шанс, с самого начала? Элайда упразднила Голубую Айя! Уничтожила ее! Какая после этого возможность мирного исхода?
– Элайда не может просто взять и отменить какую-то Айя, – проворчала Морврин, как будто это с чем-то было связано. Она погладила Шириам по плечу, но рыжеволосая сестра сердито дернула плечом, сбросив ее пухлую руку.
– Шанс есть всегда, – сказала Карлиния. – Гавани заблокированы, что укрепляет наши позиции. Переговорщики встречаются каждое утро… – С тревогой в глазах она умолкла, налила чашку чаю и выпила половину одним глотком, даже не добавив меду. Перегороженные гавани, по всей вероятности, и так положат конец переговорам, хотя и не скажешь, чтобы те как-то продвигались. Позволит ли Элайда продолжать переговоры, коли Эгвейн у нее в руках?
– Не понимаю, почему Элайда решила не отдавать Эгвейн под суд, – сказала Морврин, – хотя приговор был бы наверняка, и понятно какой, но остается фактом, что Эгвейн – пленница. – Она не выказывала ни малейшей горячности, охватившей Шириам или Мирелле, но и нисколько – холодности Карлинии. Она просто констатировала факты, только чуть поджав губы. – Если Эгвейн не стали судить, тогда, вне всяких сомнений, ее сломают. Она проявила себя женщиной намного сильнее, чем я предполагала на первых порах, но не нашлась еще такая женщина, которая способна противостоять Белой Башне, если та намерена ее сломить. Нам необходимо рассмотреть последствия – что будет, если мы не вызволим Эгвейн, пока это еще возможно.
Суан покачала головой.
– Ее даже не высекли, Морврин. Не понимаю, кстати, почему. Но вряд ли бы Эгвейн велела нам оставить ее на произвол судьбы, если бы думала, что ее подвергнут пытке…
Суан осеклась – откинулся входной клапан и внутрь ступила Лилейн Акаши, на плечи у нее была накинута шаль с голубой бахромой. Шириам встала, хотя в том не было никакой нужды: Лилейн была Восседающей, а Шириам – Хранительницей Летописей. Но вид у Лилейн был впечатляющий: изящную фигуру, придавая весомости, облегало бархатное голубое платье с прорезями, и ее окружала аура властности, сегодня ночью даже больше обычного. Прическа уложена волосок к волоску, и она выглядела так, словно явилась на заседание Совета, хорошо отдохнувшая после крепкого ночного сна.
Суан плавно повернулась к столу и взяла, словно бы ожидая указаний, кувшин в руки. Такова обычно была ее роль в этой компании: разливать чай и помалкивать, а рот открывать только тогда, когда поинтересуются ее мнением. Возможно, если она будет держаться тише воды ниже травы, то Лилейн обсудит свои дела с остальными и вскоре уйдет восвояси, взглянув на Суан лишь раз. Своим вниманием Лилейн редко ее удостаивала.
– Там, снаружи, лошадь стоит. По-моему, я ее видела. Это ты, Суан, на ней в лагерь въехала, верно? – Лилейн обвела остальных сестер взглядом – лица у всех теперь были совершенно непроницаемы. – Я не помешала?
– Суан говорит, что Эгвейн жива, – сказала Шириам, словно бы заявляя на причале свою цену на только что пойманного речного окуня. – И Лиане. Эгвейн говорила с Суан в ее снах. Эгвейн запрещает предпринимать любые попытки ее освободить. – Мирелле бросила на нее косой, ничего не выражающий взгляд, но Суан так и подмывало надрать той уши! Вероятно, следующей, кого отправилась бы искать Суан, стала Лилейн, но рассказала бы она ей обо всем иначе, а не вывалила бы разом на пристань весь улов, как Шириам. Что-то в последнее время она стала пуглива, как послушница!