Щеки Алвиарин едва заметно покраснели:
– Но ты, вроде бы, плачешь. И по слухам постоянно. И ты могла бы этого избежать, если бы захотела.
Эгвейн подцепила веником дубовый лист и стряхнула его в ведро с влажными листьями, стоявшее у ее ног.
– Ваша верность Элайде не особенно крепка, верно?
– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Алвиарин с подозрением. Взглянув на Красных, чье внимание теперь полностью занимали рыбки, а не Эгвейн, она подошла еще ближе, давая понять, что отвечать следует шепотом.
Эгвейн выловила длинный пучок водорослей, который, видимо, штормовой ветер принес с равнин за рекой. Стоит ли упомянуть о письме, которое эта женщина написала Ранду с обещанием буквально бросить Башню к его ногам? Нет, эти сведения весьма ценны, однако ими можно воспользоваться лишь единожды.
– Она лишила вас палантина Хранительницы Летописей и подвергла наказанию. Вряд ли подобное укрепляет привязанность.
Лицо Алвиарин оставалось невозмутимым, но она явно расслабила плечи. Айз Седай редко показывали столько эмоций. Она, наверняка, находится в постоянном напряжении, раз позволила себе такую вольность. Белая снова покосилась на Красных:
– Подумай о своем положении, – произнесла она почти шепотом. – Если хочешь найти какой-нибудь выход, что ж, это может оказаться вполне возможным.
– Меня полностью устраивает мое положение, – просто ответила Эгвейн.
Алвиарин недоуменно выгнула брови, но, бросив взгляд на Красных, – теперь одна из Сестер потеряла интерес к рыбкам и в упор смотрела на них – поспешила прочь. Причем едва ли не бегом.
С этого момента Алвиарин появлялась каждые два-три дня, когда Эгвейн выполняла какую-нибудь работу, и хоть открыто не предлагала план бегства, все равно постоянно упоминала это слово. Она даже немного злилась всякий раз, когда Эгвейн отказывалась клевать на ее наживку. А в том, что это наживка, Эгвейн ни капли не сомневалась. Она не доверяла Алвиарин. Быть может, как раз из-за того письма, которое было написано для того, чтобы заманить Ранда в Башню, прямо в лапы Элайды. А возможно, таким образом Белая пыталась заставить Эгвейн сделать первый шаг, заставить просить о спасении. И тогда Алвиарин наверняка станет диктовать условия. Как бы то ни было, у Эгвейн не было ни малейшего желания бежать, – она оставляла эту возможность на тот случай, если не будет иного выхода, – и ее ответ всегда был один и тот же.
– Меня полностью устраивает мое положение.
Слыша этот ответ в очередной раз, Алвиарин начала отчетливо скрежетать зубами.
На четвертый день своего пребывания в Башне Эгвейн, стоя на четвереньках, скребла бело-голубые плитки пола, когдаувидела сапоги троих мужчин и шелковый подол серого платья, расшитого замысловатым красным узором. Сапоги замерли в нескольких шагах от нее.
– Должно быть это она, – раздался мужской голос с иллианским акцентом. – Да, мне указывали именно на нее. Думаю, я хочу поговорить с ней.
– Это же обычная послушница, Маттин Стефанеос, – ответила сестра. – Вы так хотели прогуляться по саду.
Эгвейн макнула щетку в ведро с мыльной водой и приступила к следующей плитке.
– Пусть Судьба разорвет меня на кусочки, Кариандре! Может я и в Белой Башне, но я остаюсь законным королем Иллиана, и если я желаю поговорить с ней, значит, я поговорю с ней. А вы можете присматривать за нами, как настоящая дуэнья, чтобы все было прилично. Насколько мне известно, она выросла в одной деревне с ал’Тором.
Одна пара начищенных до блеска сапог приблизилась к Эгвейн.
Только тогда Эгвейн соизволила подняться, зажав в руке щетку, с которой капало. Тыльной стороной ладони она отбросила с лица прядь волос. Она не стала массировать костяшками пальцев поясницу, хотя очень хотелось.
Маттин Стефанеос оказался коренастым и почти совсем лысым мужчиной с аккуратной бородкой, выстриженной на иллианский манер, и чрезвычайно морщинистым лицом. Его взгляд был пронзительным и сердитым. Доспехи смотрелись бы на нем куда более уместно, чем этот зеленый шелковый камзол, на рукавах и лацканах которого красовались золотые пчелы.
– Обычная послушница, говорите? – пробормотал он. – Думаю, тут вы ошиблись, Кариандре.
Полноватая Красная поджала губы, оставила двух стражников с Белым Пламенем Тар Валона на груди и последовала за Стефанеосом. Прежде чем снова обратиться к нему, она бросила неодобрительный взгляд на Эгвейн:
– Это послушница, которая несет очень суровое наказание, и ей предстоит перемыть множество полов. Пойдемте. Сегодня утром в саду должно быть особенно славно.
– Славно было бы побеседовать с кем-то, – отозвался он, – помимо Айз Седай. А то я только и делаю, что разговариваю с сестрами из Красной Айя, ведь вы трепетно ограждаете меня от общения с остальными. Слуги, которых вы ко мне приставили, судя по всему, немые, и Гвардейцам Башни наверняка тоже приказали держать со мной язык за зубами.
Он замолчал, – к ним подошли еще две Красные сестры. Пухленькая голубоглазая Несита, скользкая, словно змея, кивнула Кариандре, а Барасин вручила Эгвейн знакомую оловянную кружку. Красная Айя, похоже, взялась опекать ее, потому как ее надсмотрщиками и телохранителями всегда оказывались Красные, и в назначенный час всегда появлялся кто-то, кто приносил уже привычный отвар корня вилочника. Девушка выпила отвар и вернула кружку. Несита, казалось, немного расстроилась, что она не стала отказываться, но в этом просто не было смысла. Однажды она попробовала возразить, и Несита влила эту мерзость прямо ей в глотку, воспользовавшись воронкой, которая так кстати обнаружилась в поясном кошеле. Вряд ли это выглядело бы достойно в глазах Маттина Стефанеоса.