Нож сновидений - Страница 5

На этот раз улыбка Валды была презрительной:

– Нечего сказать, мальчишка? Чему удивляться – ведь через минуту мастер клинка снесет тебе голову. Впрочем, перед тем, как убить тебя, хотелось бы мне вбить в нее одну вещь. Девка была жива и здорова, когда я ее видел в последний раз, а если теперь она мертва, то мне жаль. – Ухмылка его стала шире, пренебрежительная и насмешливая. – Эта лошадка была лучшей из всех, кого мне доводилось оседлывать, и надеюсь, что когда-нибудь опять на ней поезжу.

В душе Галада багровой волной вскипела слепящая, опаляющая ярость, но усилием воли он заставил себя повернуться к Валде спиной и отойти прочь, отправляя свой гнев в воображаемые язычки пламени – как этому его научили два его наставника. Тот, кто сражается в гневе, в гневе же и погибает. Когда Галад подошел к Борнхальду, он уже достиг того состояния сознания, которое Гарет и Генри называли «единением». Паря в пустоте, Галад сомкнул пальцы на рукояти меча, который протянул ему Дэйн, и вытащил из ножен чуть искривленный клинок, тотчас же ставший частью его самого.

– Что он сказал? – спросил Дэйн. – У тебя на миг стало такое лицо, что мне почудилось, ты его прямо там убьешь.

Байар схватил Дэйна за руку.

– Не отвлекай его, – проворчал он.

Галада ничто не могло отвлечь. Его слух отчетливо и ясно различал все звуки: поскрипывание кожаных седел, звон подковы, стук копыт о каменные плиты. Он даже слышал жужжание мух в десяти шагах от себя, как будто они вились возле его головы. Ему даже показалось, что он уловил движение их крылышек. Он был един с мухами, с двором, с двумя мужчинами. Они были частью его, и его ничто и никто не могло отвлечь.

Стоявший на другой стороне двора Валда дождался, пока Галад повернется, и только потом обнажил меч – одним молниеносным движением. Клинок в его левой руке очертил в воздухе размытый серебристый круг, а затем, перескочив в правую руку, еще один и потом замер недвижно, острием вверх. Держа меч двумя руками перед собой, Валда двинулся вперед, и вновь – «Кот, пересекающий двор замка».

Подняв свой клинок, Галад шагнул ему навстречу, даже не задумываясь о том, как двигается, какую стойку принимает, – позиции и шаг определяло состояние, в котором пребывало его сознания. Его называли пустотой, и только наметанный глаз сумел бы определить, что Галад не просто идет. Только опытный глаз уловил бы, что каждое мгновение он сохраняет идеальное равновесие. Свой отмеченный эмблемой цапли клинок Валда получил отнюдь не благодаря фаворитизму. Его умение владеть оружием оценивали пять мастеров клинка и единогласно пожаловали ему это звание. Голосование всегда должно было быть единогласным. Существовал и другой способ получить подобный клинок – нужно убить его обладателя в честном поединке, один на один. Когда Валда удостоился меча с цаплей, ему было меньше лет, чем Галаду теперь. Да это и не важно. Он не должен сосредоточивать свои мысли на смерти Валды. Пустота, ничто – вот на чем он должен сосредоточиться. Но Галад желал Валде смерти, даже если придется прибегнуть к приему «Вложить Меч в Ножны»: чтобы Валда умер, он с готовностью примет в свое тело этот отмеченный знаком цапли клинок. Если дойдет до этого, то Галад согласен на такой исход.

Валда не стал тратить времени на маневры. Едва Галад оказался в пределах досягаемости, как ему на шею с быстротой молнии обрушился удар под названием «Срывание низко висящего яблока», как будто противник и в самом деле намеревался в первую же минуту схватки отрубить ему голову. Было несколько возможных ответов, все вбиты упорными тренировками, но в каких-то удаленных уголках сознания Галада смутно всплыли предостережения Байара, а еще тот факт, что Валда сам предупреждал его о том же самом. Предупреждал даже дважды. Не осознавая, что делает, Галад выбрал иной вариант действий и шагнул в сторону и вперед в то самое мгновение, когда «Срывание низко висящего яблока» превратилось в «Поглаживание леопарда». Глаза Валды расширились от удивления, когда его клинок прошел в считаных дюймах от левого бедра Галада, и округлились еще больше, когда «Рассечение шелка» оставило ему порез на правом предплечье, но он тотчас же отправил «Голубя в полет», причем столь стремительно, что Галаду пришлось отскочить назад, прежде чем его клинок успел глубоко ужалить, и юноша едва успел парировать атаку «Зимородком, кружащим над прудом».

Они сходились, расходились, вытанцовывая формы, плавно скользя по каменным плитам. «Ящерица в боярышнике» встречалась с «Трехзубцовой молнией». «Листу на ветерке» противостоял «Угорь среди листов кувшинки», а «Два скачущих зайца» сталкивались с «Колибри, целующей медвяную розу». Они сходились, расходились, двигаясь, словно в каком-то танце, в фигурах которого опытный глаз различал стойки, атаки и их парирование. Галад раз за разом нападал, но Валда был стремителен, как гадюка. «Танцующий тетерев-глухарь» стоил Галаду неглубокого пореза на левом плече, а «Красный сокол, хватающий голубя» – еще одного на левой руке, но чуть побольше. «Река Света» могла бы унести отсеченную руку, если бы ему не удалось в последний момент отразить в отчаянной попытке смертоносный удар при помощи «Дождя на крепком ветру». Бойцы сходились, расходились – безостановочно мелькали клинки, взблескивая и звеня сталью о сталь.

Галад не знал, сколько времени они уже ведут схватку. Времени не существовало, было только настоящее. Казалось, они с Валдой сражаются как будто на дне моря, каждое движение было замедленным, словно бы отягощенное бременем водной толщи. На лице Валды проступил пот, но он самоуверенно улыбался, по-видимому ничуть не встревоженный порезом на предплечье – до сих пор единственной у него раной. Галад чувствовал, как и у него самого пот градом катится по лицу, щиплет глаза. И по руке струилась кровь. Рано или поздно, но полученные им раны замедлят движения, возможно, они уже сказываются на его реакции, но Галад получил еще две – в левое бедро, и эти-то раны были куда более серьезны. Кровь пропитала штаны и затекла в сапог, а Галад не мог скрыть легкой хромоты, которая со временем только станет сильнее. Если Валда должен умереть, то кончать с ним нужно поскорей.