– По пути сюда я видела, что сестры из разных Айя откровенно косятся друг на друга. Косятся! Что случилось с Башней, Мать?
– Обет, Беонин.
Женщина стояла, безмолвно глядя в чашку, так что Элайда уже стала думать, что она откажется. Но амбиции одержали верх. Беонин привязала себя к юбкам Элайды в надежде на выгодное положение, и теперь она не отступится.
– Перед Светом, клянусь надеждой на спасение и перерождение, я не стану никого обучать плетениям, узнанным среди мятежниц, без разрешения Престола Амерлин. – Она замолчала и сделала глоток из чашки. – Некоторые сестры в Башне не так надежны, как вы думаете. Я пыталась воспрепятствовать этому, но «управляющий совет» все-таки отправил десять сестер обратно в Башню, чтобы распространить слух о Красной Айя и Логайне.
Элайда узнала несколько имен из тех, что перечислила Серая. Но последнее заставило ее резко выпрямиться.
– Арестовать их, Мать? – спросила Тарна. Ее тон оставался таким же спокойным и холодным.
– Нет. Пусть за ними наблюдают. Следят, с кем они общаются.
Так, значит, все-таки существуют связные между Башней и мятежницами. Насколько глубоко распространилась эта гниль? Как бы то ни было, она сумеет ее вычистить!
– При нынешней ситуации это сложно, Мать.
Элайда резко ударила свободной ладонью по столу, – раздался короткий сухой хлопок:
– Я не спрашиваю, сложно это или нет. Я сказала, что это нужно сделать! И передай Мейдани, что я приглашаю ее на ужин сегодня вечером.
Эта женщина постоянно пыталась восстановить дружбу, связывавшую их раньше и закончившуюся много лет назад. Теперь Элайда знала зачем.
– Иди, сделай то, что я тебе сказала.
Тень мелькнула на лице Тарны, но она все же сделала реверанс.
– Не беспокойся, – заверила ее Элайда. – Беонин обучит тебя всем плетениям, которые узнала.
В конце концов, Амерлин доверяла Тарне, а от этого обещания в глазах Хранительницы мелькнула радость, если даже не теплота.
Как только дверь закрылась, Элайда отложила кожаную папку в сторону и оперлась локтями на стол, пристально глядя на Беонин:
– А теперь покажи мне все.
Аран’гар прибыла по зову Моридина, – он призвал ее сюда, являясь ей в неистовых сновидениях, – но его самого еще не было на месте. Ничего удивительного: он любит эффектные появления. Одиннадцать резных позолоченных кресел с высокими спинками были кругом расставлены на голом деревянном полу. Но все оказались пустыми. Семираг, как обычно во всем черном, оглянулась, чтобы посмотреть, кто вошел, а затем вернулась к разговору с Демандредом и Месаной, которые расположились в углу комнаты. Орлиный профиль Демандреда светился яростью, в гневе он казался весьма привлекательным. Но не настолько, чтобы очаровать ее, конечно. Он слишком опасен. И все же отлично скроенный камзол из отливающего бронзой шелка, украшенный у ворота и на манжетах водопадом снежно-белых кружев, очень ему шел. На Месане тоже было платье этой эпохи, только более темного оттенка, расшитое бронзовой нитью. Только она почему-то выглядела бледной и понурой, можно сказать больной. Что ж, все возможно. Эта Эпоха переполнена всяческими омерзительными недугами, но Месана вряд ли обратится к Семираг за Исцелением. Грендаль – единственная представительница рода человеческого в этом зале – стояла в другом углу, грея в ладонях тонкий хрустальный бокал, в котором плескалось темное вино. Она едва ли пригубила его, потому что все ее внимание было обращено на трио, увлеченное беседой. Только идиот мог этого не заметить, но троица как ни в чем не бывало продолжала увлеченно шептаться.
Кресла резко выделялись на фоне остального интерьера. Стены представляли собой экраны, но каменная арка входа разрушала иллюзию открытого пространства. Здесь, в Тел’аран’риод, кресла могли быть какими угодно, так почему бы им не вписываться в общую картину? И почему их одиннадцать, когда их явно на два больше, чем нужно? Асмодиан и Саммаэль должны быть мертвы, так же как и Бе’лал и Равин. Где привычная раздвижная дверь? Изображения на экранах создавали впечатление, что прямоугольник пола окружен Садами Ансалейна, в глубине которых виднелись огромные скульптуры, созданные Кормалиндой Мазун, изображавшие людей и животных. Эти скульптуры возвышались над низенькими строениями, которые, в свою очередь, казались рядом с ними хрупкими статуэтками. В Садах подавали только тончайшее вино, только самые изысканные блюда. Прекрасную даму можно было впечатлить крупным выигрышем на колесах чинжи, но сжульничать так, чтобы выигрывать постоянно, было крайне сложно. Сложно, но необходимо, особенно ученому, который не располагает особыми богатствами. За три года войны все это превратилось в руины.
Златовласое, вечно улыбающееся зомара, в летящей белой блузе и обтягивающих бриджах, изящно поклонилось и предложило Аран’гар взять с серебряного подноса бокал вина. Прекрасные и грациозные андрогины – внешне их можно было счесть людьми, если бы не безжизненные черные глаза, – были не самым удачным творением Агинора. Но в Эпоху, когда Моридин носил имя Ишамаэль, – теперь у нее исчезли всякие сомнения по поводу его личности, – он доверял этим существам больше, чем людям, даже несмотря на то что во многих других вопросах они оказывались бесполезными. Где-нибудь он прячет целый стасис-бокс этих существ. У него их множество, но он редко их показывает. Еще десять зомара ждали распоряжений. Даже стоя на месте, эти создания были воплощением грации. Значит, их хозяин считает эту встречу очень важной.